Учебный год в Киевской консерватории, несмотря на то, что некоторые ученики были призваны в армию, начался вовремя. Глиэр в этот первый год директорства, как, впрочем, и во все последующие, проявлял большую активность. Внешне спокойный, мягкий в обращении с коллегами и учащимися, деликатный, он, по существу, был очень тверд, настойчив и требователен. Ровно в 9 часов он появлялся в классе (такой же пунктуальности требовал и от всех остальных) и начиналась работа.
«Пока у меня только два курса: строгий стиль и фуга, а в будущем прибавится класс форм», — писал он Танееву в упоминавшемся выше письме. Индивидуальные занятия в классе композиции, как вспоминал Б. Н. Лятошинский, не были особенно продолжительными. Рейнгольд Морицевич умел буквально с одного взгляда оценить принесенное учеником новое сочинение, тут же дать ряд советов, одним-двумя вопросами выяснить, над чем работал, что изучал студент, и, таким образом, быстро отпадала надобность в дальнейшей беседе. Воспитывая учеников в традициях русской музыкальной классики, он со вниманием относился к интересам своих воспитанников, никогда не мешал развитию индивидуальных склонностей, но не любил надуманности, требовал искренности высказывания и глубоких профессиональных знаний. Во всем этом сказывалась крепкая танеевская школа. Очень любил Глиэр заниматься с оркестровым классом и классом камерного ансамбля. Он учил вслушиваться в общее звучание произведения, как бы ни была сложна исполняемая партия, знакомил с обширной музыкальной литературой.
Придавая большое значение исполнительской практике студентов, Глиэр счел нужным организовать два вида ученических концертов: закрытые, только для своего коллектива, с большим количеством выступающих, и открытые — публичные, к участию в которых допускались отличившиеся ученики. Рейнгольд Морицевич неизменно присутствовал на всех концертах, хотя закрытые иногда длились по многу часов, организовывал обсуждение и сам принимал в нем живейшее участие. На всех переводных и выпускных экзаменах он председательствовал и своей активностью подавал пример экзаменаторам.
Глиэр был великолепным организатором. Свой энтузиазм, увлеченность он умел передать окружающим, умел возбудить интерес к какому-нибудь начинанию, заставить верить в достижимость цели, даже если вначале бывало трудно.
Добившись заметных успехов со студенческим симфоническим оркестром, концерты которого стали пользоваться признанием у киевской публики, Глиэр, действуя в соответствии с намеченным планом, начал вскоре привлекать к выступлениям вокалистов консерватории, а затем и созданный им хор.
Помимо желания расшевелить музыкальную жизнь города, увидеть как можно скорее плоды своих трудов, Глиэру, видимо, нравилось лепить из молодежи, этого податливого материала, будущих артистов-музыкантов, шлифовать их искусство, воспитывать вкус. Не жалея сил, он репетировал почти каждый день, и уже первый (7 декабря 1914 года) концерт с участием студенческого хора и солистов-вокалистов очень порадовал любителей музыки как свежестью программы, составленной целиком из произведений А. Рубинштейна (в память 20-летия со дня его смерти), так и художественным уровнем исполнения.
Третий симфонический концерт учащихся консерватории посвящен был творчеству Сен-Санса. «Киевская мысль» (15 марта 1915 года) писала, что концерт «оказался интересным не только как показатель очередного успеха, достигнутого ученическим оркестром и хором... за небольшой период времени..., но и как опыт — сравнительно удачный в смысле разрешения высших задач выразительной экспрессии. Такой вывод основывается главным образом на вполне удовлетворительном для юных сил исполнении капитального номера программы — оратории "Потоп". Эта сложная пьеса требует усиленной подготовки и тщательной, дружной работы всех исполнителей, особенно оркестра, на долю которого выпала здесь самая ответственная роль. Включение оратории в программу ученического оркестра связано было поэтому с вполне понятным риском. Исполнение ее, однако, показало, что участвовавшие силы получили достаточно хорошую выправку, чтобы побороть все трудности партитуры... Общий успешный результат концерта указывает на большую продуктивность неустанного труда, положенного Р. М. Глиэром».
Еще не улеглось радостное возбуждение консерваторцев от успешного проведения концерта, как Глиэр стал увлекать их новой идеей — поставить своими силами в городском театре оперный спектакль. Опять начались репетиции с утра до ночи. Все эти дни было так много хлопот, что я не успевал выспаться», — жаловался Глиэр жене, которую уговорил поехать в Петроград, чтобы она немного отдохнула от домашней суеты и детей, которых у них уже было пятеро (в 1913 году родились Леня, ставший любимцем старой бабушки Глиэра, и веселая, жизнерадостная Тиночка — Валентина).
5 апреля 1915 года на сцене городского театра под управлением Глиэра были показаны две сцены из оперы «Аида» Верди (заключительная ария Аиды из первой картины и вся первая сцена второго акта), первый акт «Травиаты» и «Вера Шелога» — пролог к опере Римского-Корсакова «Псковитянка», построенный композитором как самостоятельная музыкальная драма. Это было исключительным событием в музыкальной жизни Киева. К Глиэру за кулисы приходили «люди серьезные», благодарили за его труд, за переживаемую ими радость, говорили, что они уже сорок лет (очевидно, считая со дня открытия в Киеве профессионального музыкального заведения, так называемых музыкальных классов РМО) ждали того, что, наконец, произошло сегодня,— выступления в опере собственных сил. Рецензенты всех местных газет особо отмечали колоссальный труд, который вложен был во все это поистине неутомимым директором консерватории.
Рейнгольду Морицевичу приятно было, что в тот вечер среди собравшихся, волею случая, был и его воспитанник из Сонцевки. «По дороге из Рима к нам заехал Сережа Прокофьев, — писал Глиэр жене, — и хотел вчера ехать в Москву, но я его уговорил остаться послушать нашу оперу. После оперы у нас обедали Беклемишевы и Брискин, который приехал на несколько дней и тоже остановился у нас. После обеда пришли наши консерваторские пианисты (Турчинский, Пухальский, Тарновский, Короткевич, Штосс-Петрова, Добкевич, Михайлов с букетом цветов от жены мне за оперу), заехали случайно Балаховские... Сережа много играл. После все отправились в концерт Шимановского и Коханьского. А после концерта в клуб...»