Моцарт оказался между двух огней: с одной стороны отец, с другой — фрау Вебер. Мать Констанцы, как только Моцарт покинул ее дом, предприняла все, чтобы сделать жизнь дочери и ее возлюбленного несносной.
Хитрая старуха рассчитала точно: чем больше будет она мучить дочь, тем больше отзывчивый Моцарт будет жалеть Констанцу и, стало быть, тем скорее женится на ней. Чтобы еще сильней разжечь его чувства, фрау Вебер запретила дочери видеться с Моцартом и закрыла перед ним двери своего дома. Больше того, она вошла в сделку с опекуном Констанцы, неким Торвартом, влиятельным чиновником дирекции придворного императорского театра, и с его помощью принудила Моцарта подписать кабальное обязательство жениться на Констанце, в случае же если этого по его вине не произойдет, ежегодно выплачивать неустойку в 300 флоринов.
К счастью Моцарта, Констанца, не в пример своей матери, оказалась вполне порядочным человеком. Добыв у матери эту расписку, она разорвала ее и заявила:
— Дорогой Моцарт, мне не нужны никакие письменные обязательства, я и без них верю вашим словам.
Моцарт очень тяжело переживал разлуку с любимой. И вот тогда Констанца, робкая и забитая, во всем послушная матери Констанца, отважилась на невероятно дерзкий для своего времени поступок — самовольно ушла из родного дома и нашла убежище у одной из приятельниц Моцарта — баронессы Вальдштеттен, с тем чтобы больше никогда уже не расставаться с любимым. Ни разразившийся скандал, ни угрозы матери с помощью полиции вернуть домой непокорную дочь не могли сломить ее воли.
Теперь пришел черед действовать Моцарту, действовать так же смело и решительно, как Констанца. И он пишет отцу письмо:
«Итак, кто предмет моей любви? Не пугайтесь, вновь прошу вас. Неужели какая-нибудь из Веберов? Да, одна из Веберов. Но не Йозефа, не Софи, а Констанца — средняя. Ни в одном семействе не приходилось мне встречать подобного неравенства характеров. Старшая — лентяйка, грубиянка, лицемерка, ловкая пройдоха; мадам Ланге — лжива, недоброжелательна, да и кокетка к тому ж. Самая младшая слишком молода, дабы что-нибудь из себя представлять. Она не что иное, как доброе, но чересчур легкомысленное создание! Да сохранит ее бог от обольщения.
А средняя — моя добрая, милая Констанца — мученица, а потому, вероятно, самая добросердечная, работящая, — одним словом, наилучшая из них… Она не дурнушка, но и не красавица. Вся ее красота состоит в двух маленьких черных глазах и хорошем росте. Она не обладает острым умом, но достаточно разумна, чтобы исполнять обязанности жены и матери… Я ее люблю, и она меня любит от всего сердца. Скажите, могу ли я желать лучшей жены?»
Конечно, на этот вопрос и Леопольд и Наннерл отвечали отрицательно. Немало резких и бранных слов произнес старик, немало злых слез выплакала Наннерл, прочтя это письмо. Наннерл предлагала прибегнуть к самым крутым мерам, не останавливаться даже перед тем, чтобы лишить Вольфганга отцовского благословения. Но Леопольд, как ни сердился он на сына, был слишком умен, чтобы пойти на эту крайность. Старик хорошо понимал, на что намекал сын, когда писал: «Без моей любимой Констанцы я не могу быть счастлив и доволен, а без вашего одобрения я буду счастлив лишь наполовину».
Между тем просьбы Вольфганга становились все взволнованней и настойчивей:
«Дорогой, любимейший отец! Прошу вас, ради всего на свете прошу — разрешите мне жениться на моей любимой Констанце. Не думайте, что дело касается только женитьбы, если бы так, я охотно подождал еще. Но это абсолютно необходимо ради моей чести, ради чести девушки, ради моего здоровья, ради моего душевного спокойствия. Сердце мое неспокойно, мысли мои в смятении. Как же в таком состоянии думать о чем-либо разумном, работать?..
С нетерпением ожидаю вашего разрешения, родной мой отец. С уверенностью ожидаю, ибо от него зависят и честь моя и слава».