Немецкий историк музыки Гуго Риман главную заслугу в подготовке классической камерной и симфонической музыки приписывает группе чешских и моравских музыкантов, образующих так называемую «мангеймскую школу».
Среди «мангеймцев» выделяются три крупные фигуры: Иоганн Штамиц (1717-1757), Франц Ксавернй Рихтер (1709 -1789) и Антон Фильц (1730 — 1760). Риман подверг критическому рассмотрению все нам известные композиции этой школы и доказал ее значение как фундамента симфонизма Гайдна, Моцарта и Бетховена. В настоящее время делаются попытки оспаривать эти взгляды Римана. Однако совершенно несомненно, что мангеймский оркестр считался в середине XVIII века лучшим в Европе. Очень важный для музыкальной историографии этого периода источник — «Мысли о музыкальной эстетикой Д. Шубарта (1806,) — автора, страдающего, впрочем, чрезмерным пафосом; он повествует, напр.: «Ни один оркестр в мире не может сравниться с ним по исполнению. Его forte — гром, его crescendo — ослепляет, diminuendo — замирает вдали, как журчащий ручей, а его piano — веяние весны». На основании таких отзывов был сделан вывод, что мангеймцы «изобрели» эмоциональную выразительность в передаче оркестровых произведений. Несомненно, что развитая динамика — признак нового инструментального стиля. Старый «concerto grosso» — типичное порождение музыкального «барокко» — строго распределял силу звука противопоставлением большой и малой массы концертирующих инструментов. Динамика же мангеймсхого типа, основанная на широком использовании принципа оркестрового crescendo, на выразительном усилении мелодико-гармонического стиля, оперы дала возможность разнообразных драматических нарастаний. Но ни Моцарт, ни Гайдн не развили полностью этого нового приема в своих композициях. В их симфониях еще господствует резкая светотень старого итальянского оркестрового концерта. Преемником «мангеймской школы» является только Бетховен.
Мангеймская школа сохранила свою популярность вплоть до начала XIX века и представители ее славились не как композиторы, но и превосходные педагоги.
Северная Германия — Берлин, Гамбург — выдвигает в это время Карла Филиппа Эмануила Баха (1714—1788), «великого Баха», по терминологии тогдашнего времени. Современный ему английский историк музыки Ч. Бёрнс называет Баха «мастером выразительности». В замечательных клавирных сонатах Ф. Э. Бах действительно «трогает сердца». Как мастер тематической концентрации он сильнейшим образам воздействует на классиков, вплоть до Бетховена. Недаром Моцарт говорил: «Он наш отец, мы все его дети». Ф. Э. Бах — был представителем ярко выразительного фортепианного стиля, того стиля, без которого Немыслимы бетховенские сонаты. Бах — очень образованный, светский человек своего времени — стоял на идейной высоте немецкой литература и философии. Оркестровый и фортепианный стиль (в заголовках его пьес впервые встречается обозначение «для фортепиано») насквозь динамичен. Из 18 симфоний Баха наибольший интерес для настоящего времени имеют две: из них № 4 (F-dur) имеет родство со 2-й симфонией Бетховена. Она переиздана в редакции советского композитора М. О. Штейнберга. Замечательны его песни и вокальные произведения, среди которых имеются библейские оратории генделевского стиля. Ф. Э. Бах важен как продолжатель начатой мангеймцами выработки гармонико-мелодического письма. Его музыка пронизана живым чувством и знаменует собой коренной разрыв со всякой схоластикой и педантизмом. Полемика о степени его значения, которая велась в последние годы в музыковедческой печати заграницей и у нас, нисколько не удаляет этих его достоинств.