На этот раз город нельзя было узнать. Широкий Грабен — одна из самых бурливых улиц Вены — поражал унылым запустением. Лишь время от времени навстречу путникам попадались одинокие похоронные дроги. В Вене свирепствовала оспа.
Леопольд слишком поздно убедился в том, что привез детей в город, охваченный эпидемией. Она безжалостно косила людей. Принцесса — невеста, как выражались в те времена, «стала невестой небесного жениха» — умерла от оспы. Газеты пестрили извещениями о смертях. Особенно страдали дети. В довершение всех бед у знакомого ювелира, на квартире которого остановились Моцарты, старший сын захворал оспой.
Но Леопольд был из тех людей, которые, столкнувшись с опасностью, не опускают рук, а действуют. И он действует — быстро, решительно. Вывозит семью в Моравию, в Брно. Однако и здесь было небезопасно оставаться. Леопольд мчится дальше — в Оломоуц. Ему удается раздобыть комнату в гостинице «Черного орла». В скверной, сырой комнатенке было так зябко и неуютно, что пришлось растопить печь. И комната наполнилась густым, въедливым дымом. К ночи у Вольфганга разболелись глаза. Леопольд думал, это от дыма. Но мать, притронувшись губами ко лбу мальчика, поняла, что положение очень серьезно. Вольфганг был словно в огне, а руки холодны как льдышка. Пульс бился учащенно.
В эту ночь ни Леопольд, ни Анна Мария не сомкнули глаз. Их мучил один и тот же вопрос, который они боялись произнести вслух: «Неужели оспа?..»
Наутро мальчику не полегчало. Завернутый в шубу, покрытый одеялами и пледами, он лежал в кровати и дрожал, хотя жар был очень большой и с каждым часом температура становилась все выше и выше. К вечеру у Вольфганга начался бред.
Да, это была оспа. Мальчик боролся со смертью в комнате, где трудно было дышать от раскаленной чугунной печи и где стыли ноги от ветра, прорывавшегося сквозь щели в полу.
Леопольд ринулся спасать сына. Он разыскал в чужом городе хорошего, чуткого человека, согласившегося презреть опасность и приютить в своем доме больного ребенка. Этот отважный человек был граф Подстатский, декан кафедрального собора в Оломоуце. В присланной графом карете Вольфганга перевезли в графский дворец.
Прошло несколько дней. Угроза смерти миновала. Но поправлялся Вольфганг очень медленно. Девять дней он был словно слепой, ничего не видел, а затем, после выздоровления, несколько недель должен был беречь глаза. Страшная болезнь прошла, но метины ее остались на всю жизнь — лицо Вольфганга было изрыто оспой.
Следом за братом переболела оспой и Наннерл.