Шопен был композитором почти исключительно фортепианным. Всю свою творческую энергию он сосредоточил в этой области.
Всего им написано 74 сочинения (сонаты, этюды, ноктюрны, импромптю, прелюдии, фантазии, два концерта, четыре скерцо, четыре баллады, ряд произведений в различных художественных формах танца — вальсы, мазурки, полонезы, тарантелла — вариации, соната для виолончели и фортепиано, трио для фортепиано, скрипки и виолончели, 17 польских песен, интродукция и полонез для фортепиано и виолончели). Часть произведений Шопена была издана уже после его смерти.
Шопен рос в общественной обстановке дворянского национально-культурного движения в Польше. Конечно, не следует идеализировать этой обстановки. Политические симпатии Шопена были всецело па стороне среднего дворянства. Но в известный момент развития польской культуры польское среднее дворянство, ставшее на борьбу с царским самодержавием, вызывало симпатии тогдашних передовых европейских слоев. Несомненны черты народничества у Шопена, хотя народничество это близко соприкасалось с тем национализмом, который объяснял гибель родины исключительно внешним насилием при полном забвении внутренних классовых причин. Поэтому объяснение творческой психологии Шопена, в которой смешиваются элементы мелкобуржуазного романтизма с элементами дворянско-аристократического мировоззрения — задача очень сложная, до сих пор удовлетворительно еще не разрешенная музыковедением.
Огромное воздействие музыки Шопена, ее доступность для самых широких масс является результатом его глубокого понимания народной музыки. При всей изысканности шопеновского фортепианного стиля, мазурки, полонезы, вальсы Шопена воспроизводят в тонкой художественной форме мотивы, бытовавшие в народной среде. С другой стороны, Шопен был одним из самых замечательных поэтов звука. Он умел возвыситься над традиционными, уже потерявшими остроту своего воздействия на слушателей формами. Стиль его музыки обдуман до мельчайших подробностей под углом безупречного художественного вкуса. Классическая завершенность у Шопена ничуть не препятствовала живому порыву его фантазии.